Вадим Климов
Дисциплина и ассоциативное мышление

Live Journal | Есть смысл отрицать нигилизм | Киногруппа music.Нигил | Журнал "Опустошитель"

[главная]

:съемка в интернате

В интернате для детей с церебральным параличом. В нем мы сняли последнюю сцену фильма, пробравшись ночью. Никого не было. Детей на выходные увезли родители, но не было даже работников интерната.

Это и явилось причиной наших дальнейших действий, безграничной свободы. Когда мы узнали, что в здании больше никого нет, из портфелей сразу же повылазили бутылки с алкоголем. Актеры проливали вино на свои костюмы, а ведь мы снимали средневековую драму.

Я сам взял бутылку глинтвейна и таскал в левой руке, пока снимал на ручную камеру правой. Все получалось очень неплохо.

Аня ektagammat в объемном платье замковой прачки пробежала по винтовой лестнице, и я снял ее снизу. Она наделала столько шума, что пришлось снять с нее деревянные ботинки, заглушавшие остальные звуки. Я сказал, чтобы их надел Саша glukaza, но он сразу подвернул в них ногу, и мы просто выбросили эти ботинки.

Принятый алкоголь пошел нам на пользу: интерьер интерната на глазах преобразовывался в средневековый. Это было чудесно. Под конец съемки повсюду валялись полупустые бутылки – мы не утруждали себя допивать до конца – и актеры, уставшие настолько, что валились на пол и засыпали, где придется.

Я сам заснул на козырьке главного входа, держа в одной руке камеру, а в другой – бутылку какого-то вина. Но никто из нас не ожидал, что детей привезут так рано.

В полшестого утра меня разбудил яркий свет автомобильных фар. Огромное окно, через которое я вылез, было открыто. И, хоть мне и пришло в голову, что это привлечет внимание приехавших, я не смог заставить себя подняться, чтобы закрыть его.

Когда я в следующий раз открыл глаза, машин было уже пять или шесть. Родители отпустили инвалидов во двор, а сами разговаривали друг с другом, дожидаясь работников интерната. Тут-то они меня и заметили – прихватив камеру, я пытался пролезть в окно и выйти с другой стороны здания.

Двери главного входа оказались открытыми, и родители вбежали внутрь. Мне оставалось только прыгать с козырька, что я и сделал. Я отправился за здание, где играли дети, нашел взглядом фрагмент забора, по которому можно было вылезти наружу, и побежал к нему.

Именно здесь и оказалось несколько детей. Когда они увидели меня, то решили остановить, но быстро поняли, что у них ничего не получится. В следующую секунду они позвали своего приятеля. Это был здоровый восемнадцатилетний даун в полосатом растянутом свитере, тоже с церебральным параличом.

Даун медленно подошел к забору и крепко схватил меня за ноги, когда я уже готов был перекувырнуться на другую сторону. Все из-за камеры, которая занимала левую руку, что не позволило быстро залезть наверх.

- Вот это сила, - другие дети застонали от восторга.

Даун перетащил меня в здание и показал появившемуся за эти две минуты работнику интерната. Хлипенький престарелый охранник с уставшим недоумением посмотрел на меня. У него было столько вопросов вроде того, зачем я залез в интернат, или почему не ушел заранее, а спал на козырьке и тому подобных, что он даже не стал их задавать. Он был слишком уставшим для этого.

Охранник сказал дауну, чтобы тот держал меня, пока он сходит за администрацией. Он ушел, и мы остались вдвоем.

Даун умел разговаривать. Мы снова подошли к забору. На этот раз сплошной бетонной стене ровно такой высоты, чтобы я не смог перелезть.

Нескольких моих реплик оказалось достаточно, чтобы убедить дауна отпустить меня. Я встал ему на плечи, он поднялся и я перемахнул через забор.

Пробегая по утренним улицам, я думал, куда пропали все остальные. Ведь мы намеревались ехать снимать в следующее место.