Вадим Климов
Дисциплина и ассоциативное мышление
Live Journal |
Есть смысл отрицать нигилизм |
Киногруппа music.Нигил |
Журнал "Опустошитель"
[главная]
:съемка в интернате
В интернате для детей с церебральным
параличом. В нем мы сняли последнюю сцену фильма, пробравшись ночью.
Никого не было. Детей на выходные увезли родители, но не было даже
работников интерната.
Это и явилось причиной наших дальнейших
действий, безграничной свободы. Когда мы узнали, что в здании больше
никого нет, из портфелей сразу же повылазили бутылки с алкоголем. Актеры
проливали вино на свои костюмы, а ведь мы снимали средневековую
драму.
Я сам взял бутылку глинтвейна и таскал в левой руке, пока
снимал на ручную камеру правой. Все получалось очень неплохо.
Аня
ektagammat в объемном платье замковой
прачки пробежала по винтовой лестнице, и я снял ее снизу. Она наделала
столько шума, что пришлось снять с нее деревянные ботинки, заглушавшие
остальные звуки. Я сказал, чтобы их надел Саша glukaza, но он сразу подвернул в них
ногу, и мы просто выбросили эти ботинки.
Принятый алкоголь пошел
нам на пользу: интерьер интерната на глазах преобразовывался в
средневековый. Это было чудесно. Под конец съемки повсюду валялись
полупустые бутылки – мы не утруждали себя допивать до конца – и актеры,
уставшие настолько, что валились на пол и засыпали, где придется.
Я
сам заснул на козырьке главного входа, держа в одной руке камеру, а в
другой – бутылку какого-то вина. Но никто из нас не ожидал, что детей
привезут так рано.
В полшестого утра меня
разбудил яркий свет автомобильных фар. Огромное окно, через которое я
вылез, было открыто. И, хоть мне и пришло в голову, что это привлечет
внимание приехавших, я не смог заставить себя подняться, чтобы закрыть
его.
Когда я в следующий раз открыл глаза, машин было уже пять или
шесть. Родители отпустили инвалидов во двор, а сами разговаривали друг с
другом, дожидаясь работников интерната. Тут-то они меня и заметили –
прихватив камеру, я пытался пролезть в окно и выйти с другой стороны
здания.
Двери главного входа оказались открытыми, и родители
вбежали внутрь. Мне оставалось только прыгать с козырька, что я и сделал.
Я отправился за здание, где играли дети, нашел взглядом фрагмент забора,
по которому можно было вылезти наружу, и побежал к нему.
Именно
здесь и оказалось несколько детей. Когда они увидели меня, то решили
остановить, но быстро поняли, что у них ничего не получится. В следующую
секунду они позвали своего приятеля. Это был здоровый восемнадцатилетний
даун в полосатом растянутом свитере, тоже с церебральным
параличом.
Даун медленно подошел к забору и крепко схватил меня за
ноги, когда я уже готов был перекувырнуться на другую сторону. Все из-за
камеры, которая занимала левую руку, что не позволило быстро залезть
наверх.
- Вот это сила, - другие дети застонали от
восторга.
Даун перетащил меня в здание и показал появившемуся за
эти две минуты работнику интерната. Хлипенький престарелый охранник с
уставшим недоумением посмотрел на меня. У него было столько вопросов вроде
того, зачем я залез в интернат, или почему не ушел заранее, а спал на
козырьке и тому подобных, что он даже не стал их задавать. Он был слишком
уставшим для этого.
Охранник сказал дауну, чтобы тот держал меня,
пока он сходит за администрацией. Он ушел, и мы остались
вдвоем.
Даун умел разговаривать. Мы снова подошли к забору. На этот
раз сплошной бетонной стене ровно такой высоты, чтобы я не смог
перелезть.
Нескольких моих реплик оказалось достаточно, чтобы
убедить дауна отпустить меня. Я встал ему на плечи, он поднялся и я
перемахнул через забор.
Пробегая по утренним улицам, я думал,
куда пропали все
остальные.
Ведь мы намеревались ехать снимать в следующее место.
|