Здесь могла бы быть ваша реклама, мистер Куклачев

:здесь могла бы быть ваша реклама, мистер Куклачев

(сюрреалистический балет, где персонажей, как блох на собаке)

Маруся Ванюшкина и кот Бебер – переводчик-мизантроп и животное знаменитого писателя,

Миша Вербицкий – математик, супруг Юли Фридман,

Ника Дуброль – эмигрантка из-под лестницы,

Павел Шехтман – политический активист-максималист,

Александр Дугин – философ-традиционалист,

Карпец – еще один философ-традиционалист,

Изуверов – спонтанный постановщик балета,

Вермишелькин – философ, супруг Лолиты Цария,

Салон госпожи Фридман. Крохотная каморка, освещаемая тусклой лампочкой. В таких обычно проводят время карточные игроки, за ночь здесь проматывают состояния. Сигаретный дым настраивает на декаданс и распущенность.

За круглым столом четверо: Юля Фридман, Юра Куклачев, Паша Арсеньев и Пол Пот.

Со временем комната увеличивается при помощи подсветки прилегающих пространств.

Юля Фридман (осматривая присутствующих). Вероятно, есть только один способ узнать, существуем мы на самом деле… Этот способ - самоубийство.

Юра Куклачев вскрикивает, вскакивает со стула, но вскоре успокаивается и садится.

Паша Арсеньев. Убийство – это крайняя, предельная мера. Я вас уверяю, дорогая Юля, нам удастся найти иной способ.

Юля Фридман. Не убийство, а самоубийство, недоумок…

Пол Пот. Мерзкая лампочка, ничего не видно. Кто здесь?

Пол Пот забирается на стол и вворачивает лампочку, освещение становится немного ярче.

Паша Арсеньев. Здесь мы, Юля Фридман, Юра Куклачев, Паша Арсеньев, и вы, Пол Пот, палач.

Юля Фридман. С физической точки зрения смерть никак не отразится на нашем сознании. Оно просто исчезнет. Тогда-то мы и узнаем, кто мы есть: сознание или тело, идея или материя.

Паша Арсеньев (добавляет). Мысль или бактерия.

Первое расширение каморки. Из мрака сбоку от стола показываются легендарные Гилейцы.

Хор Гилейцев. Мы здесь стоим без магазина…

Паша Арсеньев. Всего лишь безобидные Гилейцы, лишившиеся магазина. Разрешите им погреться в нашей каморке.

Юля Фридман. Я не утверждаю, что нам сразу удастся во всем разобраться, но давайте пробовать. Проведем серию экспериментов, которая покажет, где мы остаемся после смерти: в безжизненном теле или бесформенном сознании. Начнем уже убивать.

Паша Арсеньев. Мы говорим о серии экспериментальных самоубийств, необходимых для наших исследований.

Юра Куклачев (вскакивает). Но я не исследователь. Я всего лишь дрессировщик кошек. (Зовет кого-то.) Кис-кис-кис.

В каморку заходит Маруся Ванюшкина. В руках у нее сумка с котом Бебером. Юра Куклачев натягивает нитку между ножкой стола и указательным пальцем Маруси Климовой, ставит на нитку кота Бебера, который ходит из одного конца в другой, выполняя трюки.

Юра Куклачев. Видите? Я дрессировщик, а не исследователь.

Юля Фридман. Это ничего не доказывает. Если я умею готовить котлеты, это не значит, что я не физик. Вы обычный трус, Юра.

Паша Арсеньев. И вдобавок мучаете бедных животных.

Юра Куклачев. Нет, нет, нет. Я никого не мучаю. Кошки – мои друзья. Мы сотрудничаем, играем без остановок. Животные исполняют фокусы из любви к искусству и уважения ко мне. Никакого насилия.

Маруся Ванюшкина. А те кошачьи трупы, которые нашли за вашим цирком?

Юра Куклачев. Маруся, что вы такое говорите! Те трупы никакого отношения к нам не имеют. За цирком нашли недрессированных животных, потом это установили. Бедные киски погибли из-за невнимания. Некому было с ними играть, гладить, кормить. В моем цирке такое невозможно.

Миша Вербицкий (Куклачеву). Ты сраный мудак и говно.

Из-за кулис тянутся руки судебных приставов, которые хватают Мишу Вербицкого за бороду и утаскивают со сцены.

Юля Фридман. Мы отвлеклись. Взгляните лучше сюда.

Паша Арсеньев. Я всегда хотел сказать, Юля, у вас самые красивые ноги на свете. Ваши ноги - даже не ноги, а невероятно что... Они великолепны, шедевральны, как руки Венеры Милосской, говорю вам. Позвольте…

Паша Арсеньев целуют женское колено. Фридман бьет Арсеньева ногой. Поэт валится со стула, хватаясь за лицо. Между пальцев сочится кровь. Глупый, злой театр.

Паша Арсеньев (постанывая). Как больно!.. Я приблизился к абсолюту и сразу получил пинок в лицо. Жизнь преподала урок: не лезь с нежными чувствами туда, где есть только острое и твердое. Красота разбила мне нос и, похоже, рот.

Хор Гилейцев. Мы здесь стоим без магазина…

Паша Арсеньев (постанывая). Здравствуйте.

Паша Арсеньев (постанывая). Здравствуйте, девушка. Что вы хотели?

Ника Дуброль. Здравствуйте. Разве это не моя каморка?

Паша Арсеньев (постанывая). Мадмуазель интересуется, не ее ли это комната.

Ника Дуброль. Правильно. У меня точно такая же комнатушка под лестницей. И вроде бы я пришла домой. А тут вы.

Паша Арсеньев (постанывая). Извините, мадемуазель, вы уверены, что это ваша комната?

Ника Дуброль. Спросите лучше, уверена ли я, что это я сама, а не кто-то другой?

Юля Фридман. Милейшая… если вы сейчас же не оставите нас в покое, мы спустим вас в мусоропровод.

Ника Дуброль (смеется). Ну, этот номер у вас не пройдет. Во-первых, здесь нет мусоропровода. А во-вторых, я не одна, со мной Шехтман. Шехтман, ко мне.

Павел Шехтман бросается к столу, но на его пути вырастает Пол Пот, который удушающим приемом выводит активиста-максималиста из игры.

Хор Гилейцев. Мы здесь стоим без магазина…

Юля Фридман. Черт вас подери, Павел, я же просила не приглашать сюда своих потаскух.

Паша Арсеньев (постанывая). Извините, это…

Юля Фридман. Довольно оправданий. Впредь чтобы этого не было. И уберите наконец руку от лица. У вас все давно зажило.

Юля Фридман. И перестаньте постанывать. Ужасно раздражает. Ладно, на чем мы остановились?

Юля Фридман. Самоубийства... Если они не дадут результата, всегда можно изменить стратегию. С кого начнем?

Все оборачиваются на Юру Куклачева. Дрессировщик делает вид, что занят котом Бебером, который все еще ходит по нитке.

Юля Фридман. Куклачев, судьба выбрала вас.

Юра Куклачев обреченно смотрит на Фридман. Пол Пот достает из кармана тарелку, разбивает о край стола и осколком перерезает дрессировщику горло. Кровь фонтаном вырывается наружу и заливает сцену.

Юля Фридман. Внимательно следите, что за этим последует. Где останется Куклачев.

Кот Бебер спрыгивает с нитки и ложится на грудь мертвого дрессировщика.

Миша Вербицкий. Так я и знал: сдох как собака. Рад, что не ошибся.

Рука судебного пристава хватает Вербицкого за бороду и утаскивает за пределы сцены.

Юля Фридман. Похоже, Куклачев умер зря. Мы так ничего и не узнали. Еще и этот кот все загородил.

Юля Фридман. Так уберите его. Не видите, мешает.

Паша Арсеньев. Уважаемая Маруся, у нас здесь как бы научный эксперимент…

Входит Шредингер. Хватает кота Бебера за шкирку и сует в картонную коробку.

Паша Арсеньев. Шредингер, гениальный физик.

Юля Фридман. Я безмерно вас уважаю, герр Шредингер. Вы блестящий ученый, ваши труды по квантовой механике перевернули представление о мире. Я тоже в некоторой степени физик. Сейчас мы занимаемся серией экспериментов. Если у вас есть время, я была бы…

Маруся Ванюшкина. Немедленно выпустите кота. Полагаю, вам неизвестно, это кот самого…

Маруся Ванюшкина тянется к коробке. Шредингер ставит на коробку ногу, не позволяя сдвинуть ее с места.

Маруся достает из кармана свисток и свистит. Из-за Гилейцев появляется Ника Дуброль.

Ника Дуброль. Салют, Маруся. Всегда хотела с вами познакомиться. У нас есть общий друг - Вадим Климов.

Маруся Ванюшкина (презрительно). Возможно, у вас, но не у меня.

Маруся Ванюшкина. Не имею понятия, кто это.

Шредингер проламывает ногой коробку, но кота внутри не оказывается. Взлохмаченный Бебер вылезает изо рта Куклачева. Голова дрессировщика расползается в стороны, словно из мокрого картона.

Кот запрыгивает в сумку, которую подставляет Маруся. Переводчица поворачивается, готовая уйти.

Ника Дуброль. Подождите, Маруся. Можно с вами?

Маруся Ванюшкина выходит. Ника Дуброль становится с Гилейцами и поет вместе с ними.

Хор Гилейцев. Мы здесь стоим без магазина…

Юля Фридман. Наконец-то ушла. Герр Шредингер, садитесь на место Куклачева. Паша, поухаживайте.

Паша Арсеньев подскакивает к Шредингеру и предлагает стул. Но гениальный физик продолжает мять ногой коробку. Когда коробка превращается в плоский листик, Шредингер убирает его в карман и уходит.

Юля Фридман. Сукин сын!.. Но ладно, справимся без знаменитостей.

666 расстегивает рубашку и оголяет торс. Из живота торчит жировая пирамидка.

Паша Арсеньев. Сетевой поэт, публикующийся в журнале "Le devastateur".

Паша Арсеньев. Извините, Пол, вы неправы. Это самая настоящая поэзия.

Приходит в себя Павел Шехтман. Кряхтя, поднимается с пола.

Павел Шехтман. Спасайтесь, экскаваторы! Все в Химкинский лес!

Юля Фридман. Павел, как активист, вы хотите принять участие в научном эксперименте?

Павел Шехтман. Я сам ученый, но в экспериментах принимать участия не собираюсь. Я прежде всего политик-максималист. В чем заключается ваш эксперимент?

Паша Арсеньев. Нет, отчего же, пусть читает. Прошу вас, 666.

Юля Фридман. Мы изучаем влияние гамма-лучей на рост маргариток.

Павел Шехтман. Не думал, что это кого-то интересует.

Юля Фридман. Вам вообще не следует думать. Вы, Павел, гуманитарный имбецил и называть свои мозговые подергивания должны по-другому.

Павел Шехтман. Вы хамка и мразь. В таком тоне я разговаривать не собираюсь.

Юля Фридман. И не нужно. Сейчас Пол вами займется.

Ника Дуброль (показываясь из-за Гилейцев). Шехтман, ко мне.

Шехтман подбегает к Дуброль и запрыгивает в ее карман.

Юля Фридман (раздраженно). Еще один недоумок.

Паша Арсеньев. Хочу представить всем знаменитого поэта-авангардиста и художника-акциониста Дмитрия Пименова. В данный момент Дмитрий ищет спутницу жизни. Я пообещал, что мы поможем ему. Поэтому, коллеги, давайте будем терпимы друг к другу и постараемся сделать все, что в наших силах.

Пименов. Такая, чтобы с хорошей фигурой, упругой задницей, обширным бюстом, высокая, но не выше меня, соблазнительным лицом и нетребовательная к финансам.

Юля Фридман. Пусть возьмет ту девку, что прячется за хором.

Ника Дуброль. Здравствуйте, Дмитрий. Вы, в самом деле, ищете подругу?

Пименов (критично разглядывая девушку). Мне такая не нужна. Фигура так себе, бюста нет, задница не интригует. К тому же коротышка: я буду выглядеть, как папаша с ребенком. И что у нее с физиономией? Будто заклинило.

Паша Арсеньев. Ника долгое время жила в Париже. Это у нее доброжелательная улыбка.

Ника Дуброль. Я и сейчас в Париже. А ну-ка немедленно выметайтесь из моего чулана. Мне давно пора спать.

Юля Фридман. Так, хватит! Заткнитесь все. Я вижу, из кармана девки торчит рожа Шехтмана. Пол, вытащите его оттуда. Девку куда-нибудь уберите. В коробку, в которую кота засунули. А безумного бабника, пожалуйста, привяжите к столу. Самое время продолжить научные изыскания.

Пол Пот устремляется к Нике Дуброль. Паша Арсеньев привязывает Пименова к столу.

666. Я не уйду, пока не дождусь Верблюдского.

Секундное явление Миши Вербицкого, за которое он успевает плюнуть в рожу поэта и снова исчезнуть.

Юля Фридман. Вот и дождались. А теперь идите вон.

Юля Фридман. Отлично. Пименов, вы верите в переселение душ?

Пименов. Я буду отвечать на ваши вопросы только в присутствии жены.

Ника Дуброль (вскрикивает). Я не хочу в кошачью коробку.

Пол Пот. И не нужно, дурында. Нет никакой коробки.

Пол Пот подходит в Пименову и надевает черный пакет ему на голову. Затем отрубает ее хоккейной клюшкой. Пакет с грохотом падает и катится по полу, словно массивный металлический шар.

Ника Дуброль визжит. Павел Шехтман лезет руками к ней под майку, наслаждаясь замешательством.

Хор Гилейцев. Мы здесь стоим без магазина…

Юля Фридман. Внимательно следите за Пименовым. Все происходит в считанные мгновения и исчезает безвозвратно. Главное ничего не упустить. Ну… вы что-нибудь заметили?

Юля Фридман. Сучьи потроха! Второй эксперимент и снова неудача.

Сцена исчезает за внезапно свалившимся занавесом.

Во время антракта на сцене перед занавесом стоит Алек Эпштейн с объявлением:

Действительно,

требуется небольшая девушка 12-72 лет,

готовая разделить безумства поэта-акциониста,

приученная к кухне и повиновению.

Спешите, дорогие дамы!

Предложение недолговечно.

Любая особа из зрительного зала, удовлетворяющая возрастным ограничениям, может подойти к Алеку, и он запишет ее в блокнот.

Пустынная улица, освещенная витриной книжного магазина. Борис Куприянов озирается, смотрит на часы. Подходит Алек Эпштейн с тремя девицами из Pussy Riot.

Алек Эпштейн. Здравствуйте, Борис. Вот, как и договаривались, три девушки для Пименова. Отвезите их в салон госпожи Фридман.

Борис Куприянов достает коробку из-под книг.

Pussy Riot оказываются в коробке. Куприянов закрывает их и забрасывает на багажник велосипеда, словно невесомый пакет.

Алек Эпштейн (машет рукой). До свидания, Борис.

Борис Куприянов уезжает направо. Диск сцены поворачивается по часовой стрелке. Так, что Алек Эпштейн вместе с улицей исчезают из поля видимости, а издатель на велосипеде въезжает в появляющийся салон госпожи Фридман.

В салоне ничего не изменилось. Юля Фридман, Паша Арсеньев и Пол Пот расположились за круглым столом. На столе лежит обезглавленный поэт Пименов. Труп Юры Куклачева перед столом и чуть в стороне. Хор Гилейцев с затесавшейся Никой Дуброль. Где-то валяется пакет с головой поэта-акциониста.

Юля Фридман. Здравствуйте, Борис. С чем вы приехали?

Борис Куприянов. Алек Эпштейн передал трех девиц.

Борис Куприянов. Нет, Юленька. Для Пименова.

Куприянов спешивается, ставит коробку на пол, раскрывает и вскрикивает.

Борис Куприянов (пораженный). Не может быть. Девушки превратились в книжки.

Борис Куприянов (достает из коробки). Какие-то альбомы. "Искусство на баррикадах: Pussy Riot".

Паша Арсеньев. Можно взглянуть? (Берет один альбом.) Действительно, шикарный артефакт. Прекрасная полиграфия. Это Алек издал?

Борис Куприянов (раздраженно). Да нет же. Эпштейн собрал девок для Пименова и попросил меня отвезти. А они по дороге превратились в книжки.

Юля Фридман (брезгливо). Так всегда и случается. Где девушки в тюрьме, там и Алек Эпштейн с шикарным альбомом.

Юля Фридман. Здрасьте… Паша, вы иногда просто поражаете, как… как недоумок какой-то. Вы что, радио не слушаете?

Паша Арсеньев. Извините, последнее время не было возможности.

Юля Фридман. Пол, включите, пожалуйста, радио. Один кретин не в курсе событий.

Пол Пот опускает руку и щелкает выключателем, скрытым за трупом Кулачева.

Радиоголос. …В Москве орудует банда репетиторов, которые грабят людей под видом подготовки к экзаменам. Тем временем феминистская панк-группа Pussy Riot дожидается суда в изоляторе предварительного заключения. По просьбе Лолиты Цария мы ставим для них песню отечественного исполнителя "Не возвращайся никогда".

После первых аккордов Пол Пот снова щелкает выключателем и радио умолкает.

Паша Арсеньев. Как же так! Нужно срочно спасать девушек.

Борис Куприянов (листая альбомы). А эти альбомы… их ведь можно продавать?

Алек Эпштейн. Разумеется, Борис. Сейчас мы переместимся к зданию суда и будем торговать альбомами.

Юля Фридман. Ну уж нет, Эпштейн. Занимайся лучше своими открытками. Мы ученые, физики, а не торгаши, наживающиеся на чужом несчастье. Вы хотите принять участие в эксперименте?

Паша Арсеньев. Останьтесь, Алек. До суда еще есть время. К тому же заседания никогда не начинают вовремя. Вот, кстати, и Пименов, для которого вы искали девушек.

Алек Эпштейн (озадаченно). Где же его голова?

Паша Арсеньев. Вот. (Показывает на пакет с шаром.)

Алек Эпштейн. Странные у вас эксперименты. А Куклачев почему не встает?

Хор Гилейцев. Мы здесь стоим без магазина…

Юля Фридман. Действуйте, Пол. Объясните ему.

Пол Пот подходит и всаживает кочергу Эпштейну в ухо. Эпштейн валится на пол рядом с нежным дрессировщиком.

Паша Арсеньев. Мне кажется, мы начали убивать почем зря. К чему эта бойня? Научная работа зашла в тупик, нужно менять методику. Технику эксперимента пора пересмотреть, она не приближает нас к истине, а лишь плодит жертвы.

Юля Фридман. Паша, вы недоумок. Эксперимент дал результат в неожиданной области. Проследите всю цепочку событий. Мы убиваем Пименова, чтобы определить перемещение его души. Известно, что незадолго до смерти Пименов искал спутницу жизни. Девиц прислал Алек Эпштейн. Но по дороге они превратились в книжки. Сами же девушки оказались в изоляторе предварительного заключения. Теперь Эпштейн тоже мертв, и готова спорить, что сейчас он торгует открытками у суда. И альбомом "Искусство на баррикадах". Мы почти разгадали ребус: души оказываются там, где они необходимы.

Паша Арсеньев. Значит, убийств больше не будет?

Юля Фридман. Борис, поезжайте к суду и посмотрите, права ли я.

Юля Фридман. С вами все в порядке, Борис? Я сказала, поезжайте к суду и посмотрите, там ли Эпштейн.

Борис Куприянов (резко поворачиваясь к Юле) Да вот же Эпштейн. Вы только что убили его.

Юля Фридман. Вы не понимаете… Борис, вы начитанный деловой человек, книготорговец и интеллектуал, но в естественных науках полный профан. Не нужно со мной спорить. Просто отправляйтесь к суду и наблюдайте. А потом снова к нам. Расскажете, что видели.

Паша Арсеньев. Действительно, Борис, отправляйтесь.

Юля Фридман. Действительно, Борис. Прихватите еще девчонку.

Борис Куприянов. Да она мне в дочери годится, куда я с ней сунусь. И вообще, велосипед - не бордель на колесах.

Ника Дуброль. Я не шлюха, Борис. Я тоже писатель, драматург.

Паша Арсеньев. Готов подтвердить. У Ники несколько публикаций в журнале "Le devastateur".

От Гилейцев отделяется пара зайцев, которые тоже норовят запрыгнуть в коробку.

Юля Фридман. Нет, Гилейцы пусть останутся. Отгоните их.

Куприянов топает ногой, и зайцы бросаются в разные стороны. Через какое-то время они снова стоят вместе с другими Гилейцами.

Паша Арсеньев. Ну, с богом. (Осеняет книготорговца крестом.)

Юля Фридман. Надеюсь, Куприянов ничего не перепутает и вернется с новостями.

Паша Арсеньев. Но как?.. Как, объясните мне, Юля, девушки могли превратиться в книжки?

Юля Фридман. Элементарно. Вам наверняка известно, Павел, что первая редакция романа Андре Бретона "Надя" носила название "Надя. Женщина, преобразовавшаяся в книгу". А Куприянов как раз перевозил девушек в коробке из-под книг. Немудрено, что все они попревращались в книги. Три щуплых брошюрки, которыми теперь торгует Эпштейн у суда.

Внезапное оживление Пименова. Все вздрагивают.

Пименов (вопит). Активисты поймали маленького Путина. Путин кричит: "Охрана! Помогите!". Потом видит, что охрана отсутствует, и раскаивается: "Простите меня, я больше не буду, не буду Путиным!".

Хор Гилейцев. Мы здесь стоим без магазина…

Пол Пот (осматривая тело Пименова). Все в порядке. Газы выходят.

Юля Фридман. А я испугалась… Всего лишь газы… В самом деле, голова-то совсем в другом месте.

Александр Дугин. Шредингер рассказал, какой чепухой вы здесь занимаетесь. Я взбешен. Юля, я ведь учил вас, что смерти нет. Сознание вечно и имманентно миру. Любой вывод из ваших исследований не выйдет за пределы посредственной апории. Вы все недоумки. А вы, Юля... вы еще и бездарь.

Паша Арсеньев. Прошу вас, Александр. Не будем ссориться.

Юля Фридман. Арсеньев, кретин заштатный, вытащи наконец руки из-под стола.

Вбегает Миша Вербицкий и нависает над Пашей Арсеньевым.

Миша Вербицкий. Отъебись от моей жены, недоумок гуманитарный.

666. О! И Верблюдский тоже здесь. А ну, лошок, получи должок.

Пол Пот (всматриваясь в Дугина). Что за клоун?

Паша Арсеньев. Это легендарный философ-традиционалист, метафизик, геополитик.

Пол Пот (достает бритву и направляется к Дугину). Философ…

Неожиданно рядом с Дугиным появляется еще один философ-традиционалист – Карпец.

Александр Дугин (торжественно). Все, что приближается к сущности, раздваивается…

Дугин и Карпец, обнявшись, танцуют вприсядку. В какой-то момент Дугин наступает на бороду Карпца и вырывает клок. Дугин громко хохочет, пока Карпец запихивает клок в карман. Они продолжают танцевать. Теперь Карпец наступает на бороду Дугина и вырывает клок. Карпец смеется, Дугин запихивает клок в карман.

Философов окружают Гилейцы, которые водят хоровод и поют.

Хор Гилейцев. Мы здесь стоим без магазина…

666 и Вербицкий бросаются и сбивают друг друга с ног. Они катаются по полу. Слышны ругательства.

Паша Арсеньев. Праздник, дорогая Юля. Философы танцуют, Гилейцы водят хоровод, поэты и математики упражняются в борьбе. Я всегда хотел признаться вам, Юленька… а сейчас самое время… я люблю вас. Люблю безумно, как только мертвый Ромео может любить свою мертвую Джульетту. Выходите за меня, не мучайте…

Юля Фридман. Отстаньте, Паша. Мне сейчас не до ваших глупых сантиментов.

Паша Арсеньев. Ах, милая Юля. Я не могу больше. Любовь переполняет меня, выплескивается…

Юля Фридман. Все мои мысли заняты Борисом Куприяновым. Доехал ли он до суда, увидел ли Pussy Riot и Эпштейна. Вот, о чем я грежу, Паша. Прошу вас, не отвлекайте меня своей чепухой.

Паша Арсеньев. Юля, Юлия! Но вон же он! Вот! Куприянов на велосипеде. Смотрите! Он едет сюда. К нам.

Борис Куприянов (осматриваясь). У вас здесь все веселее и веселее.

Юля Фридман (задыхаясь от возбуждения). Борис, наконец-то. Рассказывайте, что видели.

Борис Куприянов. Вы были правы, Юлия. А я ошибался абсолютно во всем. Девушки из Pussy Riot предстали перед судом. Но я могу поклясться, что вез их в этой коробке на заднем колесе…

Борис Куприянов. Алек Эпштейн торгует открытками и альбомом на площади перед судом. Совершенно живой.

Паша Арсеньев. А Ника Дуброль? Что стало с ней?

Борис Куприянов. Ту потаскушку я отпустил. Она сказала, что возвращается в Париж, здесь ей больше делать нечего.

Изуверов. Так, друзья. Вижу, что без стороннего руководства все пошло вкривь и вкось. Разъехалось. Но сейчас я это исправлю. Прошу внимания.

Паша Арсеньев. Киновед Изуверов, режиссер-постановщик балета, в котором мы танцуем.

Юля Фридман. Паша, что за шутки? Какой балет? Я даже приседать не умею. Да и кто умеет в наше время.

Паша Арсеньев. Извините, Юлия, я прекрасно приседаю. Давайте покажу.

Паша Арсеньев делает несколько приседаний и приглашает женщину-физика на танец. Они недолго танцуют вприсядку, копируя философов-традиционалистов. Гилейцы заключают и их в свой хоровод.

666 и Вербицкий устали бороться. Сил нет даже на то, чтобы подняться на ноги. Слышно их тяжелое дыхание.

666 (тяжело дыша). Смотри, что твоя супруга вытворяет.

Миша Вербицкий (Арсеньеву, тяжело дыша). Эй! Я же тебе уже сказал: отъебись от моей жены.

666 (тяжело дыша). Он так просто не отъебется. Тебя больше никто не боится, хуеплет.

Миша Вербицкий (тяжело дыша). Я не с тобой разговариваю. (Арсеньеву.) Слушай, мудак, хватит лапать мою жену.

Вербицкий вскакивает и пытается добраться до танцующей пары, но не может пробраться через Гилейцев.

Миша Вербицкий (тяжело дыша). Сучий потрох.

Изуверов. Так, хватит. (Отталкивает математика.) Миша, я вас безмерно уважаю, но держите себя в руках. Вы не на лекции по топологии, а в моем балете. Извольте вести себя пристойно.

Появляются судебные приставы и утаскивают Вербицкого за бороду.

666. Пойду посмотрю, что они сделают с Верблюдским.

Дугин и Карпец продолжают танцевать, но от их бород ничего не осталось, вокруг валяются вырванные клочья. Неожиданно Дугин перестает приседать и отвешивает Карпцу звонкую пощечину.

Александр Дугин. Карпец, вы не умеете танцевать. Вы мне всю бороду отдавили.

Карпец. Прошу прощения, Дугин, но как раз вы отдавили мне всю бороду. Хотя я и не утверждаю, что вы не умеете танцевать.

Александр Дугин. Карпец, вы болван и плагиатор.

Карпец. Не буду спорить. Хотя я такого же мнения о вас, Дугин. Всегда считал вас болваном и плагиатором, хотя и талантливым.

Александр Дугин (всем). Друзья, вынужден немедленно вас покинуть. Прощайте. А вы, Юля, обязательно пересмотрите свой эксперимент. Вы в корне ошибаетесь.

Изуверов. Прекрасно. Остались только необходимые. Кроме, разве что, вас. (Указывает пальцем на Карпца.) Вам, дружок, тоже пора. Покиньте площадку.

Карпец собирает с пола обрывки бороды и уходит.

Изуверов. Вот и отлично. Теперь все слушают меня. Перестаньте танцевать.

Фридман, Арсеньев и Гилейцы застывают, уставившись на Изуверова.

Изуверов. Трупы пусть остаются там, где лежат. Танцевать будете ближе к залу и по одному падать на зрителей. Пол Пот, вы умеете играть в футбол? Придется научиться. Будете чеканить головой Пименова. А это что еще за веревка?

Изуверов тянет свисающую с потолка веревку, и сцена исчезает за свалившимся занавесом.

Антракт. Зрители устремляются к туалетным кабинкам и писсуарам.

Во время антракта на сцене перед занавесом стоит столик. Лолита Цария продает продукцию издательства "Le devastateur". Любой желающий из зрительного зала может приобрести журнал или книгу. А так же получить автограф Лолиты.

Борис Куприянов едет на велосипеде, рядом семенят Юля Фридман, Паша Арсеньев и Пол Пот. Диск сцены вращается со скоростью персонажей. Они не двигаются относительно зрительного зала. Декорации салона госпожи Фридман и площади перед судом сменяют друг друга.

Наконец вращение прекращается. На сцене людная площадь перед судом. Персонажи прижались друг к другу и озираются по сторонам. Где-то поблизости Алек Эпштейн торгует открытками.

Борис Куприянов. Вон Эпштейн, давайте к нему.

Куприянов устремляется к торговцу. Остальные следуют за ним.

Алек Эпштейн. Рад вас видеть, друзья. Альбомы Pussy Riot раскуплены, я скоро освобожусь.

Эпштейн возвращается к торговле. В паре метров от компании останавливаются две стервы.

Первая стерва (возбужденно). Утром посмотрела в газетах, что это за Pussy Riot. Я это явление совершенно не понимаю и не признаю. Пусть отсидят лет по десять каждая, потом посмотрим, как они запоют.

Вторая стерва (возбужденно). Ты права, дорогая. Я тоже утром листала газеты. Курицу засунуть в одно место, нарисовать фаллос на мосту и потрахаться в музее, куда люди с детьми приходят... Да я бы их на этой площади расстреляла за такие акции.

Первая стерва (возбужденно). Стервам еще повезло, что их всего-навсего в тюрьме держат. Я бы отправила в Сибири работать.

Хор Гилейцев (из-за кулис). Мы здесь стоим без магазина…

Лолита Цария. Прошу прощения, что вмешиваюсь… Здравствуйте. Но что вы такое говорите?! (Имитируя интонацию первой стервы.) Я это явление совершенно не понимаю, но пусть они отсидят по десять лет… (Возвращаясь к обычной интонации.) Да кто вы такие, чтобы!.. Иисус говорил, не судите, да не судимы будете. А вы…

Борис Куприянов уезжает с велосипедным звяканьем.

Алек Эпштейн. Друзья, судебное заседание начнется через минуту. Поторопимся.

И все шестеро устремляются к суду, с разбега врезаясь в толпу прохожих.

Хор Гилейцев (из-за кулис). Мы здесь стоим без магазина…

Освещение гаснет. Луч прожектора выхватывает появившуюся Нику Дуброль.

Ника Дуброль (декламирует, по-детски волнуясь). Повествование ведется от лица сдутого мячика, про который все забыли. Он лежит на заднем дворе, покинутый детьми и взрослыми. И лишь сломанные грабли, приставленные к сараю, иногда бросают на мячик полный нежного сострадания взгляд. Чувства еще сильны, но дни граблей сочтены: скоро их вывезут с фермы. С мячиком грабли больше никогда не увидятся. (Шумный вздох, глотание слюны.) И вдруг происходит чудо: вызванный мусоровоз врезается в фонарный столб, водитель попадает в больницу. На головы мячика и граблей валятся две недели счастья. Две лишних недели, выскочившие ниоткуда.

Луч прожектора тускнеет и сцена погружается в мрак. В полной темноте происходит диалог.

Первая стерва. Ты совсем умом повредилась. Теперь тебе мерещатся на суде женщины-физики с волосатыми ногами.

Вторая стерва. Физика убивает в женщине опрятность, чувство вкуса и умение нравиться.

Вторая стерва. Женщина-физик не моет голову, годами не обновляет гардероб, не видит изъяна в катышках на одежде и своих волосатых ногах. Не умея пользоваться косметикой и выбрать платье, женщина-физик пытается привлечь внимание парадоксальностью суждений и агрессией.

Первая стерва. Ты заговариваешься. Пойдем, я провожу тебя до дома.

Вторая стерва. Ты тысячу раз права. Перед выходом в люди я неделю готовлюсь, продумываю, что надеть, как причесаться. Даже в нашем лектории, где все друг друга знают… и точно высмотрят с ног до головы. (Пауза.) Как-то я надела сапоги с оторочкой белым мехом и на таких прозрачных каблуках… Вышла читать лекцию о времени Ляпунова и заметила, что все пялятся на мои сапоги. И нихера не слушают. Я тогда поняла, что нужно иметь баланс.

Первая стерва. Пойдем, милая, я уложу тебя спать. Возьми меня за руку.

Вторая стерва. На суд пришла та самая женщина-физик орлиной внешности. Мы стоим с ней вдвоем, а она делает вид, что одна. Я из вежливости, красиво улыбаясь, спрашиваю, как вам процесс. Она, вздрогнув, говорит, есть спорные моменты. Я спрашиваю, а вы из какого города. Она, выкатив глаза, говорит, что вообще-то местная. Я извиняюсь, сетую на физиономический склероз, говорю, возможно, я вас уже видела, просто не запомнила. Она с надменностью заявляет, вообще-то, меня называют самым скандальным физиком современности. Я молчу. А она, наоборот, продолжает, говорит, что не может молчать, когда видит идиота. Потом добавляет, конечно, лично вас это не касается, я говорю только о ваших умственных способностях. После этого я ушла.

Снова салон госпожи Фридман. Юля Фридман, Паша Арсенев и Пол Пот сидят за столом. Трупы Куклачева, Эпштейна и Пименова лежат там, где их оставили. Присутствуют Гилейцы.

Хор Гилейцев. Мы здесь стоим без магазина…

Юля Фридман. Итак, подведем итоги. Мы побывали у суда, где встретили Эпштейна, в суде увидели девушек из Pussy Riot, а за судом у пивного ларька нашли Пименова. Все они невредимы и в прекрасном настроении. Из чего я делаю вывод, что эссенция человека не выбирает между сознанием и материей. Здесь нет дуализма. Человеческое ядро после смерти человека мгновенно переносится в иное место, где возникает с новым телом и сознанием, идентичным прежним.

Господин Глюкоз. Да, молодой человек, помолчите некоторое время. (Обращаясь ко всем.) Приветствую. Я господин Глюкоз, меценат и покровитель искусств. Ваш салон, уважаемая Юля, существует на мои пожертвования, поэтому послушайте…

Господин Глюкоз. Ваша, с позволения сказать, театральная постановка затянулась. Нелепые убийства ни к чему не привели. Я прислал режиссера Изуверова, чтобы он выправил сюжетную линию, но у бедняги ничего не вышло. Где он, кстати? Надеюсь, вы его не убили… Александр Дугин правильно заметил, что вы занимаетесь антинаучной чепухой. В этом нет никакого смысла: ни сакрального, ни профанного. А посему концерт окончен. Я прекращаю финансирование вашего балагана.

Юля Фридман. Заткнись, я кому сказала… (Глюкозу.) Но, господин Глюкоз, возможно, вы неправильно поняли. Давайте я вам объясню. Мы только что сделали грандиозное открытие… Фундаментальный закон мироздания... Еще немного и мы перевернем Вселенную…

Господин Глюкоз. Хватит, Юля. Я ценю вас как интересную женщину, уважаю вашего супруга за лекции по алгебраическо-геометрической теории, но как физик, извините, вы полное фуфло. Ваш салон бездарей тому прямое подтверждение.

Господин Глюкоз. Никаких возражений. Я ухожу. Пора к жене и ребенку. Нужно еще успеть купить детское питание.

Юля Фридман. Я не знала, что у господина Глюкоза есть ребенок.

Паша Арсеньев. Нет у него ни жены, ни ребенка. Глюкоз живет с родителями. Не знаю, зачем он стал врать.

Юля Фридман. Дорогой Пол, вы как всегда правы. Да, нам придется прекратить научные эксперименты.

Пол Пот валится на пол, рыдает и в бессильной злобе лупит труп Куклачева.

Паша Арсеньев. Но послушайте... Только не перебивайте меня. Мы видели Эпштейна, девочек из Pussy Riot и Пименова. А что же с Куклачевым? Вот его труп, но где эссенция?

Юля Фридман. Ах, оставьте, Паша. Больше нет финансирования, к чему эти загадки.

Юля Фридман. Не переживайте так, Паша. (Нежно берет его за руку. И мгновенно становится суровой.) Лучше скажите, куда вы деваете зубную пасту.

Паша Арсеньев (обескуражено). Какую пасту?

Юля Фридман. Мою зубную пасту, что лежит в ванной.

Подсвечивается дверь в глубине сцены, до этого невидимая.

Юля Фридман. Вы слышите?.. (Шепотом.) Шорохи. Там кто-то есть. Пол.

Пол Пот поднимается. Все трое крадутся к двери.

Несколько секунд Пол Пот собирается с духом. Затем резко открывает дверь и исчезает внутри. Дверь захлопывается.

Юля Фридман (шепотом). Как вы думаете, Паша, что там происходит?

Паша Арсеньев (шепотом). Боюсь даже представить.

За дверью слышится борьба, звуки ударов, вскрикивания, что-то разбивается.

Юля Фридман (шепотом). Паша, зайдите тоже. Полу не справиться одному.

Паша Арсеньев (шепотом). Вы же сами сказали, что со всем покончено. Господин Глюкоз прекратил финансирование, скоро нас выгонят из салона, а вы беспокоитесь о зубной пасте.

Юля Фридман (шепотом). Не думала, что вы такой циник, Павел. И трус.

Дверь резко отворяется. Выскакивает Пол Пот.

Юля Фридман (бросается ему на шею). Наконец-то, Пол. Что вы видели?

Юля Фридман и Паша Арсеньев (вскрикивая). Куклачева?

Пол Пот. Клоун залез в ванную по стояку. Со своей зубной щеткой. Когда я зашел, он выдавливал нашу пасту на свою щетку.

Пол Пот. Нет. Попытался, но мерзавцу удалось уйти.

Юля Фридман. Но как он оказался в нашей ванной?

Пол Пот. Я же сказал, залез по стояку. Там нет межэтажных перегородок. Вот клоун и воспользовался…

Неожиданно начинает играть веселая ярмарочная музыка.

Паша Арсеньев (показывая не дверь). Из ванной доносится.

Юля Фридман. При чем здесь стояк? Откуда там музыка?

Пол Пот (волнуясь). Там внизу… Юля… Я залез в стояк и немного спустился. Там внизу цирковая арена. Полный зал зрителей. Куклачев гоняет по арене кошек. Выполняются трюки. Музыка, аплодисменты.

Павел Шехтман (несясь по сцене). Спасайтесь! Спасайтесь! Экскаваторы!

В салон госпожи Фридман въезжают экскаваторы. Первым управляет ухмыляющаяся Ника Дуброль.

Юля Фридман, Паша Арсеньев и Пол Пот бросаются в стороны и скрываются за кулисами.

Павел Шехтман останавливается. Несколько секунд наблюдает за экскаваторами, а затем бросается под тот, которым управляет Дуброль.

Внутри сидит Куклачев, загримированный под билетершу.

Зрители устремляются к кассе, чтобы купить билет на следующий сеанс.