Вадим Климов
Дисциплина и ассоциативное мышление

Live Journal | Есть смысл отрицать нигилизм | Киногруппа music.Нигил | Журнал "Опустошитель"

[главная]

:падения

Я виден только благодаря двум людям. Они стоят на соседнем перроне. Один поднимает другого и закидывает себе на плечо.

Они улыбаются, пьяны. И тот, который на плече, он задирает ноги так, что второй теряет равновесие и пятится к краю платформы.

Я сижу в вагоне и отражаюсь в стекле на фоне его задранных ног. И из-за них же оба этих человека падают на рельсы, когда поезд выезжает из тоннеля.

Вздох облегчения возвращающейся с работы женщины и вопль молодых людей. Металлические колеса врезаются в тела упавших, демонстрируя, что сейчас наиболее актуально.

Мне ничего не слышно. Двери моего вагона закрываются раньше, чем женщина замечает поезд. Или раньше, чем те двое обнаруживают металл, ворвавшийся в их тела и несущийся дальше.

Вместо этого я только догадываюсь, что там могло произойти. Видно только удовлетворенное лицо женщины. Удовлетворенное потому, что подъехал поезд и она, наконец, доедет до дома. А вопль молодых людей все равно заглушается стуком колес.

Мы заезжаем в тоннель, и я вспоминаю, как мы куда-то идем с матерью. Мы переходим дорогу. Мама крепко держит меня за руку. Потому что сложно пробежать между машинами. А мы именно пробегаем.

Мы заходим в магазин. Здесь только одежда, поэтому мне не интересно. Держа меня за руку, мама ходит между стойками. Иногда она останавливается и рассматривает платья.

Я не могу вспомнить, купила она что-нибудь тогда. Мы выходим из магазина. У обочины стоит милицейская машина. Мигалка на крыше работает, но звука нет.

Рядом с машиной лежит мужчина. На нем задранная черная куртка, она в крови. Обнаженный живот тоже в крови.

Он лежит, упираясь щекой в асфальт. В двух метрах лежит его сумка, из которой вытекает молоко. И еще валяется раскрошившийся арбуз, который он нес вместе с молоком.

Я вспоминаю сейчас об этом только потому, что молоко подтекает под дольки арбуза. И это красное, поглощаемое белым. Мой первый вид смерти. Уже тогда, мальчиком, я понял, что мужчина больше никуда оттуда не уйдет. Он умер.

Красное, поглощаемое белым.

Мама сильнее сжимает мою руку, и мы быстро уходим.

На путях остаются два искромсанных мужских тела. Следующий поезд уже не приезжает. На перроне новые пассажиры, которых выпроваживает милиция.

Я встаю в углубление между колоннами, выпирающими из стены. Так, что бы никто меня не видел.

Двое спасателей прыгают в шахту. У одного желтые пакеты в руках. Спасатели разворачивают пакеты и кладут в них останки. Они кладут руку одного трупа и туловище другого в один пакет.

Чтобы не засмеяться, я тереблю переносицу и шмыгаю носом. Меня замечают сразу двое милицейских. Один из них ест семечки и сплевывает кожуру.

Милицейские подходят, но прежде, чем что-то спрашивают, из тоннеля выезжает поезд. Они кого-то не предупредили, поэтому он выехал.

Милиционер оборачивается, сплевывает очистки. Я вижу, как дергаются макушки спасателей. Поезд несется, они даже не успевают завыть.

Они не успевают вылезти из шахты. Лицо машиниста сведено судорогой узнавания.

И главное, что здесь происходит, лица людей, выходящих из поезда. Никто из них не догадывается, что здесь произошло.



Я уезжаю домой, сев в поезд, который накрыл спасателей. Милиционеры настолько растеряны, что не успели никому сообщить. Заученными движениями машинист закрыл двери и поехал дальше.

Я думал, не вернуться ли, чтобы посмотреть, как спасателей тоже будут складывать в желтые пакеты. Вместе с предыдущими трупами, с перерубленными старыми пакетами, с телами, по которым проехались уже два поезда.

Но я не вернулся. В другой раз.

На следующей остановке в вагон зашла женщина с табличкой. На табличке крупными буквами слово "Помогите", остальное гораздо мельче, не разобрать.

По бокам женщины дети, мальчик и девочка лет шести. Женщина проходит по вагону, держа детей за руки. Мальчик несет тарелку с несколькими монетами. Никто в нее ничего не кладет.

Женщина проходит весь вагон, останавливается у последней двери. Мальчик вырывает руку и отбегает к противоположенной двери, с испугом смотрит на женщину.

Та подходит к нему, строго смотрит. Задрав голову, мальчик смотрит на нее. Он так напуган, что готов расплакаться, лишь бы его не били.

Женщина заносит руку. Глотка мальчика судорожно выплевывает какие-то слова, женщина переводит взгляд на девочку. Прижимает ее к двери и дает несколько оплеух.

Девочка плачет, но не смотрит на женщину. Мальчик улыбается. Три человека, сидящих в полуметре, внимательно читают журналы.

Поезд останавливается. Женщина говорит что-то девочке, та трет лицо, убирая слезы. Они выходят на платформу и идут к следующему вагону.

Все это время я стоял и смотрел на них. У меня как будто заплаканное лицо, но слез нет. Я отворачиваюсь к двери, чтобы никто этого не видел. Но никто и так не видит, потому что читают свои журналы.

Я все равно отворачиваюсь. На кончиках глаз собираются две слезы. Когда капли становятся достаточно большими, они сползают вниз. Мне становится немного легче, но все равно очень плохо.

Поезд уже в тоннеле. Я вижу нищую в соседнем вагоне. Несколько секунд она стоит с детьми в одном конце вагона, а потом идет в другой. Я отвожу взгляд и забываю о ней.

Из левого глаза вытекает третья слеза. И я знаю, она появляется не из-за нищей, а совсем по другой причине.

Нищие не вызывают у меня никаких эмоций. Когда я стою в конце вагона, прислонившись к двери. Появляются два ребенка, опять мальчик и девочка.

У противоположной двери девушка без журнала. Ей нечем заняться и она просто смотрит перед собой.

Дети идут. Они оказываются рядом с девушкой. Девочка-цыганка дергает ее за руку и протягивает свою. Та делает вид, что не обращает внимания, и девочка дергает ее сильнее. Девица поворачивается, что-то говорит, мотая головой.

Девочка падает на колени и протягивает руку, требуя мелочь. Девица отворачивается, она уже жалеет, что оказалась без ничего, без журнала, только с этой нищенкой.

Девочка плачет и трется щекой о джинсы девушки. Та делает движение ногой, как будто пытается дать пинка цыганке, но сама пугается настолько, что перестает шевелиться.

Кажется, голова нищенки оказывается слишком высоко и теперь трется о лобок девушки. Я перевожу взгляд на мальчика. Тот делает то же самое с мужчиной. Он подносит лицо к паху и впивается губами.

Они так и не получают денег. Мальчик облизывает мужчине штаны, прижимается щекой. Руки заползают под брюки и гладят голени мужчины.

Тот как будто не может оторваться от книги. У него вид отсутствующего человека. Неприятный, как и большинство всех этих читателей в метро.

Мальчик уже захватывает член губами и наваливается ртом. Мужчина, наконец, замечает его и пытается отогнать.

Это не так просто. Он пихает его рукой, второй продолжая держать книгу на уровне груди, чтобы можно было сразу же продолжить чтение. Но цыганенок снова лезет к паху, и мужчина отшвыривает его.

Мальчик подползает, мужчина снова толкает его ногой. Он падает и поезд останавливается.

Открываются двери, в вагон заходят новые пассажиры. Они заходят, как будто ничего не замечая. Пытаясь рассмотреть свободные места.

Цыганята, мальчик и девочка, успевают выскочить на перрон за секунду до того, как закроются двери. Поезд набирает скорость, они смотрят друг на друга, лица не передают ни одной эмоции.



Все слишком мрачно. Мои руки опускаются на колени стоящей рядом девушки. Она поднимает голову, смотрит на меня.

- Вы меня не узнаете? - спрашиваю я.

- Нет.

Она мотает головой. Волосы треплются, отваливаются от головы, летят по всему вагону и врезаются в лицо старого мужчины.

Девушка пугается, подносит руку ко рту, потом отводит и... нет, оказывается, она улыбается. Ее это забавляет.

Мужчине в другом конце вагона становится плохо. Он опускается на пол, не может дышать. Остальные пытаются разобраться, что за волосы выросли у него на лице.

Мы тоже идем туда.

- Нет, отойдите, ему нужен воздух.

Какой-то студент-медик пытается отодвинуть нас. Девушка кусает его за руку.

- Идиотка, - он прижимает укушенное место ко рту, облизывает.

Девушка отстраняет его и подходит совсем близко к мужчине. Тот поворачивает к ней лицо, но оно закрыто волосами, и ничего не видно, он пытается набрать воздух в легкие.

Девушка бьет его ногой в грудь, потом еще раз - в пах. Женщины испуганно шепчутся, отходят на несколько шагов. Они все осуждающе смотрят на меня, как будто я во всем виноват.

На самом деле, виноваты мы все, весь вагон. Это смешно.

Девушка заканчивает со стариком. Волосы на его лице уже все в крови и, к тому же, она сломала ему позвонки на шее. Он не двигается, голова завалилась назад, как косынка.

Какой-то мальчик подходит к трупу и теребит его за плечо.

- Дядя уснул, - говорит он.

Мать малыша исчезла. Мальчик оглядывается, беспокоится, пытается выпотрошить взглядом вагон.

Ничего не получается. Мать исчезла. Он плачет. Толстая женщина берет его на руки и пробует успокоить, но он отталкивает ее лицо и спрыгивает с колен.

- Слишком несет, - кричит он и бежит по вагону.

- Где его мать? - спрашивает седой человек.

Поезд останавливается в тоннеле.

- Где, вы не знаете? - кто-то снова спрашивает.

Поезд стоит несколько минут. Все молчат. Проходит еще сколько-то времени, у дверей собираются кучки самых нетерпеливых.

Неожиданно крик и те, что немного позади, разбивают стекла головами впередистоящих. Мертвые тела валятся на пол, на них наступают, чтобы вылезти через выбитое окно.

Вагон пустеет, даже мальчика уже нет.

Девушка тоже подходит к двери и наполовину вылезает наружу.

- Ты остаешься? - спрашивает она.

Я не отвечаю.

Она смеется и добавляет:

- Будешь ждать мать мальчика.

Раздается телефонный звонок. Мужской голос на той стороне провода, пьяный. Что-то спрашивает.

Я не могу разобрать ни слова, поднимаю голову на часы. Пол девятого утра, я еще не проснулся.

Мужчина громко говорит в трубку:

- Лимова Андрея.

Я и это едва разбираю, у него плохая дикция.

- Еще раз, - говорю я.

-Еще раз? - спрашивает он. - Еще раз?.. Может, мне приехать?

Он делает паузу.

- Я разнесу вам все, - он очень пьян.

Мужчина продолжает:

- Мне нужен мой сын - Андрей.

- Здесь таких нет, - говорю я.

Он не отвечает.

- Вы не туда попали

Мужчина взрывается.

- Я не мог не туда попасть, - орет он.

Потом успокаивается и пытается зачитать телефон. Два раза проговаривает первые три цифры, но сбивается на четвертой. Наконец, ему удается произнести весь номер.

Последние две цифры неправильные.

- Сорок три, - поправляю я.

Мужчина несколько секунд молчит, потом спрашивает:

- Этот номер?

- Нет, - говорю я.

И с силой вжимаю кнопку разрыва связи, когда он пытается построить новую фразу. Только бы ничего больше не услышать.