Вадим Климов
Дисциплина и ассоциативное мышление

Live Journal | Есть смысл отрицать нигилизм | Киногруппа music.Нигил | Журнал "Опустошитель"

[главная]

:обожание

Человеку, который убивает, не замечая, и Рите

Почти ночью у станции метро в центре города. Прохожие идут к метро по узкому проходу между пивными палатками. Девица с красивым лицом подмигивает мне, когда проходит мимо. Мы знакомимся, прежде чем Вероника возвращается обратно.
Держа девицу за руку, я веду ее к нашей компании. По дороге покупаю пиво, и у нас в руках одинаковые бутылки. Девица теребит мои пальцы и прижимается к плечу. Нас замечает вернувшаяся Вероника.
Она поворачивается к парню слева от себя, неловко обнимает, и они целуются. Парень реагирует мгновенно, это он целует Веронику.
Девица слегка толкает меня в спину. С лица спадает улыбка.
- Смотри, как это случается, - говорит она.
Я улыбаюсь, взгляд скользит по компании людей, пока я не замечаю Веронику. Помада на ее лице слегка размазалась, кажется, что губы съехали набок, и отверстие рта окружено невразумительным следом, едва выделяющимся покраснением.
Парень, целовавший Веронику, смотрит мне глаза, не скрывая усмешки. Как будто понимает что-то, о чем я даже не подозреваю. Сзади кто-то смеется. Я хочу посмотреть, кто, но девица придерживает меня за подбородок.
- Все интересное здесь, - говорит она.
Ее голос меняется. Как будто неправильно оцифрованная аудиозапись с речью, металлический женский голос. Его можно узнать, но нельзя избавиться от мысли, что он не принадлежит живому человеку.
Девица придерживает меня за подбородок. Я вижу, как парень наклоняется над Вероникой и целует ее, прилипая верхней губой чуть ниже носа, он сильно пьян. Одна рука проскакивает Веронике под футболку, вторую он кладет ей на ноги, она послушно раздвигает их. В темноте проскакивают красные трусики.
Проезжающий автомобиль освещает Веронику. Сзади меня опять кто-то смеется. Пальцы становятся слабыми, бутылка пива выскальзывает и разбивается об асфальт. Девица придерживает меня за руку, сжимая запястье. Я едва удерживаюсь, чтобы не закричать, так сильно она сжимает.
Вероника резко поднимает голову и смотрит на меня, как будто я все-таки закричал. Она вспотела и не скрывает презрения, влажное лицо сочится уверенностью. Рот занят, язык парня грубо ласкает ее, упираясь во внутреннюю сторону щеки. Он уже залез под красные трусики и водит рукой под намокшей тканью. Другой рукой теребит грудь Вероники.
Кажется, что это изнасилование. Я поднимаю глаза, осматривая дрожащее тело Вероники, дохожу до лица, и там все тот же взгляд: уверенный и презрительный. Я не понимаю, почему она так смотрит.
Я пробую высвободить руку, но девица еще сильнее сжимает ее. Она специально причиняет мне боль и шепчет на ухо:
- Просто смотри.
За спиной смеются. Они так и смеялись все это время. Смех становится громче. Доносятся голоса. Я прислушиваюсь, пытаюсь понять, о чем говорят, но не могу сосредоточиться. Ночная улица плывет, вспыхивающие огоньки текут по лицу, футболке, джинсам, я стою в светящейся луже в промокших ботинках. Запах светофора оседает на барабанной перепонке. Город, который был пятнадцать минут назад, исчез. Я так и не могу сосредоточиться. Я кричу, кто-то хватает меня, вонзает ногти в язык. Они проходят, как в пастилу. Потом тянет вниз. Кто-то сзади отвешивает подзатыльник. Я хочу… Я хохочу…
Кто-то сзади отвешивает подзатыльник. Я прихожу в себя. Парень рвет трусы на Веронике и кидает на асфальт. Потом спрыгивает с бордюра, резко дергает ее за руку, стаскивая вниз. Разворачивает спиной, Вероника упирается руками в бордюр. Она тяжело дышит, смотрит прямо перед собой. Живот под футболкой подергивается от ожидания.
Парень с силой вводит член. Вероника вскрикивает. Парень дергает бедрами, вынимая и снова загоняя член. Одной рукой он сжимает Веронике грудь. Вероника стонет, ноги слабеют и она обвисает, пытаясь опереться руками. Парень прижимает ее коленом к бордюру, глубже загоняя член.
У меня тоже слабеют ноги, и я опускаюсь на колени. Я хочу закричать. Я проедаю внутри себя дыру, из которой сразу же начинает что-то литься. Из глаз текут слезы. Я пытаюсь закричать, и девица бьет меня по лицу. За спиной продолжают смеяться. Кто-то отвешивает мне затрещину.
Я падаю на асфальт и получаю несколько ударов ногами. Бордюр врезается в Веронику углами камней. Парень все сильнее прижимает ее коленом. Свободной рукой он прикрывает ей рот и раздирает грудь ногтями. Вероника стонет, но ее не слышно.
Парень вынимает член и разворачивает ее лицом. Кто-то берет меня за волосы и тянет вверх. Я поднимаюсь. Не выпуская, меня подводят к Веронике. Автомобиль останавливается в нескольких метрах и освещает нас светом фар. Свет настолько яркий, что я не могу разглядеть лицо Вероники.
Они дают мне под зад ногой и вставляют в руку продолговатый предмет.
Рядом кто-то говорит:
- Давай, - это произносит девица, державшая меня за руку.
Я всаживаю палку в глаза Вероники. Сначала в правый. Меньше чем через секунду в левый. На одежду брызгает красноватая жидкость. Веронику отпускают, и она молча валится на землю. Я наблюдаю за ней как будто через полупрозрачную штору.
Парень, которого она поцеловала, поднимает разорванные трусы и кидает ей на лицо. Автомобиль уезжает и освещение пропадает. Глаза не могут привыкнуть к темноте. Я больше ничего не вижу.
Кто-то все еще смеется, но все тише. Компания начинает расходиться. Девица хлопает меня по плечу, улыбается и тоже уходит. Я остаюсь один, в нерешительности, с палкой в руке и пятнами слизи, прыснувшей из глаз Вероники. Не зная даже, что буду делать в течение первых пяти минут.

На обратном пути мы попадаем в огромный магазин. Ходим по залам, разглядывая людей.
Молодая учительница зачем-то привела сюда школьников на экскурсию. Они смеются над ней. Школьники стоят в соседнем зале, я смотрю на них через комнату, обставленную как жилая. Здесь все есть: шкаф, кровать, стол, занавешенное темными шторами окно, сверху и снизу люстра и ковер. На полках книги с названиями на английском языке.
Отсюда плохо видно, но, кажется, на столе даже остались крошки, кто-то совсем недавно ел на нем. Я отхожу немного в сторону, и становится понятно, что это обман зрения – так падает свет.
Комната все равно производит впечатление жилой. Кажется, хозяева вот-вот вернутся. Если бы не ценники на всех предметах.
Вероника проходит внутрь и садится в кресло.
- Иди сюда, - говорит она.
Я подхожу, она берет меня за руку и тянет к себе. Я сажусь на подлокотник, кладу руку на плечо Вероники, мы целуемся. Кто-то из школьников замечает, и теперь они все, переглядываясь, смотрят на нас.
- Подложи подушку, - шепчет Вероника, прижимаясь ко мне.
Я беру с кровати подушку и подкладываю под спину. Вероника кивает на стол.
- Крошки на столе настоящие.
Действительно, на столе лежат крошки.
- Поедим что-нибудь? - спрашиваю я.
Вероника улыбается.
- Здесь нет кухни. Одна эта комната.
- Может, в шкафу есть продукты?
- Посмотри, я не знаю.
К нам подходит менеджер по продажам.
- Вам понравилась эта мебель? – спрашивает он. – Я могу подробно рассказать.
- Не надо, - останавливает его Вероника. – Мы и так все знаем.
Лицо менеджера кривится в недоумении. Кто-то из школьников кидает ему в затылок комок бумаги. Менеджер подносит руку к лицу, дотрагиваясь пальцами до лба и щеки, оглядывается на школьников. Те довольны, что он обратил на них внимание.
Учительница уже с заплаканным лицом. Она подходит к менеджеру и поднимает с пола бумажку.
- Извините.
Вероника щипает меня за ногу и улыбается. Ее забавляет, что здесь происходит.
Школьники проходят в комнату. Двое сразу же плюхаются на кровать и ударяются головами. Они начинают возиться, пытаясь выяснить, почему так получилось, белье и покрывало накручиваются им на ноги. На простыне остаются следы ботинок.
Еще один школьник напрыгивает на них сверху, дно кровати проваливается, и все трое падают на пол, продолжая возиться.
Держа комок бумаги, учительница повторяет:
- Извините.
Менеджер поворачивается к нам. Рука так и осталась у лица.
- Что-нибудь рассказать о мебели в соседних комнатах?
Несколько школьников толкаются рядом и задевают его. Менеджер едва не падает на нас, но упирается руками в свободный подлокотник.
Учительница пробует вывести школьников. Те не обращают на нее внимания.
- Что у вас за книги на полках? – спрашивает Вероника, когда менеджер поднимается.
Он оглядывается и даже делает пару шагов к ним, но останавливается.
- Это макеты.
- Я так и думала, - Вероника смеется.
Учительница берет школьников за руки и пробует по одному вывести из комнаты. Они возвращаются обратно.
Вероника кивает в ее сторону.
- Она так и не дела никуда эту бумажку.
Школьники толкают менеджера, и он падает на кровать, проваливаясь до самого пола. Вероника убирает мою руку с плеча и поднимается.
- Мне здесь надоело, - говорит она.
Когда она встает, я сползаю с подлокотника на ее место.
- Можешь идти.
- А ты?
- Я еще останусь.
Вероника проталкивается через толпу школьников. Они совсем распоясались. Мешая ей пройти, переворачивают стол, срывают штору. Несколько ребят дергают за край ковра, но Вероника удерживается на ногах.
Школьник достает из портфеля бутылку вина, ставит на стол рядом со мной и исчезает в толпе товарищей. Менеджер теребит меня за рукав.
- Вы бы купили эту комнату?
- Они почти все сломали, - говорю я.
Учительницу толкают на сломанную кровать, она упирается ногами в деревянный каркас, пытается удержать равновесие, хватаясь за плечо менеджера, и они вдвоем падают на пол.
Школьники открывают шкаф. Там полно продуктов. Они все выгребают и начинают кидаться друг в друга.
Ко мне подбегает раскрасневшийся толстячок, верхние пуговицы оторваны.
- Где вы взяли вино? – выпаливает он, не переставая пыхтеть.
Я делаю неопределенный жест рукой.
Толстячок кричит в ухо товарищу:
- Видишь, он не знает.
Затем хватает бутылку со стола и убегает с ней.
Я оглядываю комнату. Вероника успела уйти, и школьники забаррикадировали проход, передвинув шкаф со столом. На полу раздавленные продукты и осколки посуды. У толстячка забрали бутылку. Встав в круг, школьники пьют, подолгу прикладываясь к бутылке. У них красные лица и громкая развязная речь.
Я поворачиваю голову. Лежа на дне кровати, менеджер обнимает и целует учительницу. Оба очень застенчивы и не поднимаются на ноги, чтобы их никто не увидел.
Наконец, вино заканчивается, школьники кидают бутылку в окно. Стекло разбивается. Прохожие смотрят с недоуменными лицами.
Школьники, толкаясь, выпрыгивают на улицу. Я встаю с кресла и забираюсь на подоконник. Вероника, наверно, недалеко ушла. Слишком много непонятного так и осталось неизвестным. Менеджер хочет мне что-то сказать, но учительница затыкает рот поцелуем. Я высовываюсь из окна и прыгаю.

Домой я возвращаюсь уже один. Вспоминаю, как пил вино со школьниками. Оно опьяняет меня только сейчас.
Я всматриваюсь в стекло, за которым трясется соседний вагон. Лица людей смещаются и перепутываются. Нельзя даже определить, кто в каком вагоне едет. Отражения в стекле накладываются на настоящих людей. Выражения меняются на глазах.
Я вглядываюсь в лицо наполовину женское, наполовину мужское. Из-за него высовывается старуха с мужской плешью. Две девочки стоят слишком близко и начинают перетекать одна в другую. Подбородок левой удлиняется и входит в лицо правой. Которая сразу же начинает разбухать, пока от подруги не остается тонкая пластинка. Девочки немного смещаются, и теперь разбухшая перетекает в пластинку.
Какой-то пьяный задевает меня плечом. Я не оборачиваюсь. Взгляд останавливается на знакомом лице. На секунду я задумываюсь, кто это. Пьяный снова задевает меня. Я узнаю себя в отражении. Потом раздается скрежет, и вагоны разъединяются. Мы начинаем отставать. И я понимаю, что это было не отражение, а настоящее лицо.
Я пристально смотрю на него. Тот человек, может быть, я сам, замечает это и улыбается. Затем отворачивается и уходит вглубь вагона. Его больше не видно.
Я хватаюсь за свое лицо и не могу ничего нащупать. Ни одной черты, складки или впадины. Только гладкая ровная поверхность. Я поворачиваю голову. На боковом стекле мое отражение – темно-синяя джинсовая куртка и гладкое серое яйцо сверху, руки щупают скорлупу.
Кроме меня и пьяного в вагоне больше никого нет. Пьяный спит, лежа на сидячих местах. За нашим вагоном ничего нет, он последний.
Вагон останавливается. Через боковое стекло я вижу табличку «телефон, 5 м» и стрелка назад. Я прохожу по вагону, и действительно в тоннеле висит телефон. Это даже не телефон, а большой синий ящик таксофона, работающего по карточкам.
Добраться до него нельзя: двери плотно закрыты, а окна такие узкие, что в них не пролезть. Я все равно подхожу к пьяному, начинаю теребить его за плечо. На несколько секунд он приходит в чувство.
- Карточка для таксофона есть? – спрашиваю я, и он снова засыпает.
Озираясь по сторонам, я обшариваю его карманы. Только несколько мелких купюр, которые я бросаю на пол. Из тоннеля доносится грохот приближающегося поезда. Я замираю и несколько секунд не могу двигаться. Две светящиеся точки прожекторов становятся все больше.
В голову врывается миллион мыслей, сознание мгновенно засыхает. Я хватаю пьяного за куртку и трясу изо всех сил.
- Карточка для таксофона, - ору я.
Кажется, он начинает приходить в себя, но все равно нет времени. Я бросаю его и запрыгиваю на сиденья. Открываю окно, пытаюсь протиснуться через него, оно слишком узкое. У меня застревает голова, я с силой выдергиваю ее. На лице остаются полосы, из которых медленно сочится кровь.
Я подбегаю к дверям и пытаюсь открыть их. Ничего не получается. Тоже я проделываю с соседними дверьми.
Поезд гудит, приближаясь к моему вагону. Он уже в пятнадцати метрах. Я стою у стенки, в которую он врежется меньше чем через секунду, у двери в конце вагона. Хочется рассмотреть все как можно лучше.
Когда нас отделяют пять метров, я замечаю в тоннеле Веронику. Она успевает бросить на меня безразличный взгляд. Лицо покрыто темными пятнами.
- Как. У тебя. Дела? – читаю я по ее губам.
Поезд сбивает Веронику с ног. Она сразу исчезает под ним. А еще через мгновение тысяча тонн врезаются в мой вагон. Я даже не успеваю ответить.
- Все. В порядке. Вероника.